
Посреди Арбата, забравшись на один из цветников, стоял сильно заросший парень с серьгой в одном ухе. Одет он был в яркую майку с изображением большого количества иностранных слов, потрепанные кроссовки и широкие сатиновые трусы непередаваемой расцветки, по которой белой масляной краской размашисто было написано: «Blesk!» Закрыв глаза, он раскачивался, жестикулировал и нараспев громко читал: Люболуда трек куруда, Синеяямба трам ступам! Абануда, абануда, Абануда плинкулам... Постепенно вокруг него скопилась небольшая толпа. Она зачарованно слушала и пыталась что-либо понять. — Видать, иностранец,— шепотом сказала одна навьюченная сумками пожилая женщина другой, помоложе. — Не похож,— с сомнением ответила та.— Трусы-то нашенские. Мой в таких по дому ходит. — Прям уж и в таких? — не поверила ей первая. — Точно. — О любви, небось, чешет,— еще послушав парня, мечтательно сказала первая. — Переживает, — поспешно согласилась с нею товаркА! Да наш это, наш,— громко вмешался мужчинА- отечественный. Женщины посмотрели друг на друга? затем с недоверием уставились на усатого. - Это он жизнь нашу ругает,— пояснил тот. А чего ж по импортному? — наконец нашлась первая женщина. - Чтоб неприятностей не было. — Ну это вы бросьте,— подключился к разговору солидный мужчина в панаме,— сейчас и на родном языке можно. — Ну да, как же,— нехорошо усмехнулся усатый.- А указы... В лучшем случае - штраф, а в худшем — ку-ку.— Он сложил пальцы решеткой, посмотрел на парня и, помолчав, добавил:— Опасливый... Значит, не дурак. Все с удвоенным вниманием прислушались к завывающему парню. -Во! — вдруг вскричал усатый.— Слышали?! Публика повернулась к нему. — Матюгнулся,— радостно поделился усатый.-Слышали?! — Ну и что? — удивился мужчина в панаме. — А та..— Усатый огляделся и понизил голос.— Это он про правительство. — Наше?!— ахнула одна из товарок и с благоговейным страхом уставилась на парня. — Ишь ты...— пораженно протянула другая. Толпа начала тревожно озираться. Из переулка, помахивая резиновыми палками, появились милиционеры. Подойдя к быстро редеющей толпе, они остановились и прислушались. Все замерли. Парень продолжал читать: Хлюмп абардуля плю, Тюмп шукардуля плюс, Кренда шушуню хрю! Кренда шушуню трах! Немного постояв, милиционеры переглянулись и двинулись дальше. — Ну, каково! — подождав, когда милиционеры удалятся на безопасное расстояние, восторженно воскликнул усатый.— Как он их, а! — Кого? — тихо спросил мужик в панаме. — Как кого? — удивился усатый.— Милиционеров этих, кого ж еще. — Ну да?! — опять ахнула одна из женщин. — Точно,- уверенно подтвердил усатый.— Вмазал, так вмазал. И не придерешься. Умеет, гад, ничего не скажешь. Все с новой силой уставились на парня. Тот не останавливался. — Э! — через некоторое время осторожно подергал усатого за рукав мужик в панаме.— А сейчас он про кого? Переведи. — Сейчас...— Усатый сделал многозначительную паузу, оглядела и, возведя глаза к небу, весомо уронил:— Про Самого. Про Сергеича. - И что?! — испуганно выдохнул мужик в панаме.— Что говорит? — Все! — твёрдо ответил усатый. Мужик в панаме побледнел и вдруг куда-то заторопился. — Слышь, мил человек,— кося глазами по сторонам, неуверенно сказала одна из женщин.— А, к примеру, про нашего председателя он так же может? Петров его фамилия. — Запросто. — Ты бы попросил его, а. — Ща попробуем.— Усатый подошел к парню, что-то ему прошептал, на что тот, не прерываясь, кивнул головой, и тут же вернулся. — Три рубля,— небрежно сказал он. Женщины, посовещавшись, полезли к себе за пазуху. Остальные стали с любопытством наблюдать за происходящим. — Только ты скажи ему, чтоб пошибче ругал,— вручая усатому мятые рублевки, попросила одна из товарок. — Ладно, ладно,— отмахнулся усатый и, дождавшись, когда парень сделает паузу, добавил:— Ща вмажет. Ждите. Парень прокашлялся и торжественно продолжил: Штикалумба хлюмп Петров, Тумба юмба курандоп, Хруля пруля пен сурун Бам Петрумбу и каюн... Довольные женщины, внимая,обратились в слух. Рядом с усатым начала выстраиваться небольшая очередь с трояками вруках. |